Неточные совпадения
Ой! ночка, ночка пьяная!
Не светлая, а звездная,
Не жаркая, а с ласковым
Весенним ветерком!
И нашим добрым молодцам
Ты
даром не прошла!
Сгрустнулось им по женушкам,
Оно и правда: с женушкой
Теперь бы веселей!
Иван кричит: «Я
спать хочу»,
А Марьюшка: — И я с тобой! —
Иван кричит: «Постель узка»,
А Марьюшка: — Уляжемся! —
Иван кричит: «Ой, холодно»,
А Марьюшка: — Угреемся! —
Как вспомнили ту песенку,
Без слова — согласилися
Ларец свой попытать.
И Долли, имевшая от отца
дар смешно рассказывать, заставляла
падать от смеха Вареньку, когда она в третий и четвертый раз, всё с новыми юмористическими прибавлениями, рассказывала, как она, только что собралась надеть новые бантики для гостя и выходила уж в гостиную, вдруг услыхала грохот колымаги.
Лес идет разнообразнее и крупнее. Огромные сосны и ели, часто надломившись живописно,
падают на соседние деревья. Травы обильны. «Сена-то, сена-то! никто не косит!» — беспрестанно восклицает с соболезнованием Тимофей, хотя ему десять раз сказано, что тут некому косить. «
Даром пропадает!» — со вздохом говорит он.
Да я своих дочерей тебе
даром подыму, не то что за такую сумму, полегли только
спать теперь, так я их ногой в спину напинаю да для тебя петь заставлю.
Напротив, мы даже обуреваемы — именно обуреваемы — благороднейшими идеалами, но только с тем условием, чтоб они достигались сами собою,
упадали бы к нам на стол с неба и, главное, чтобы
даром,
даром, чтобы за них ничего не платить.
— Пустая форма!
Даром помешали человеку
спать, — заметил Миллер.
— Во-первых, — продолжал он, — у Гассера будут расходы, у вас
даром ничего не делают, — это, разумеется, должно
пасть на ваш счет; сверх того… сколько предлагаете вы?
Кишкин подсел на свалку и с час наблюдал, как работали старатели. Жаль было смотреть, как
даром время убивали… Какое это золото, когда и пятнадцать долей со ста пудов песку не
падает. Так, бьется народ, потому что деваться некуда, а пить-есть надо. Выждав минутку, Кишкин поманил старого Турку и сделал ему таинственный знак. Старик отвернулся, для видимости покопался и пошабашил.
Но
палят с такою сноровкою, что
даром огня не тратят, а берегут зелье на верный вред, потому что знают, что у нас снаряду не в пример больше ихнего, и так они нам вредно чинят, что стоим мы все у них в виду, они, шельмы, ни разу в нас и не пукнут.
Толстый кучер советника питейного отделения, по правам своего барина, выпив
даром в ближайшем кабаке водки,
спал на пролетке. Худощавая лошадь директора гимназии, скромно питаемая пансионским овсом, вдруг почему-то вздумала молодцевато порыть землю ногою и тем ужасно рассмешила длинновязого дуралея, асессорского кучера.
Платя дань веку, вы видели в Грозном проявление божьего гнева и сносили его терпеливо; но вы шли прямою дорогой, не бояся ни
опалы, ни смерти; и жизнь ваша не прошла
даром, ибо ничто на свете не пропадает, и каждое дело, и каждое слово, и каждая мысль вырастает, как древо; и многое доброе и злое, что как загадочное явление существует поныне в русской жизни, таит свои корни в глубоких и темных недрах минувшего.
Я ощущаю порой нечто на меня сходящее, когда любимый
дар мой ищет действия; мною тогда овладевает некое, позволю себе сказать, священное беспокойство; душа трепещет и горит, и слово
падает из уст, как угль горящий.
— А почему же не пойдет? — возразил Матвей задумчиво, хотя и ему самому казалось, что не стоило ехать в Америку, чтобы
попасть к такой строгой барыне. Можно бы, кажется, и пожалеть сироту… А, впрочем, в сердце лозищанина примешивалось к этому чувству другое. «Наша барыня, наша, — говорил он себе, —
даром что строгая, зато своя и не даст девушке ни пропасть, ни избаловаться…»
Хаджи-Мурат бил без промаха, точно так же редко выпускал выстрел
даром Гамзало и всякий раз радостно визжал, когда видел, что пули его
попадали.
Казак, так же как я, зверя выждал, и
попал ли он его или так только испортил, и пойдет сердечный по камышу кровь мазать, так,
даром.
— Нет, брат Данило! — сказал Суета. — Не говори, он
даром смотреть не станет: подлинно господь умудряет юродивых! Мартьяш глух и нем, а кто лучше его справлял службу, когда мы бились с поляками? Бывало, как он стоит сторожем, так и думушки не думаешь,
спи себе вдоволь: муха не прокрадется.
Обоз расположился в стороне от деревни на берегу реки. Солнце жгло по-вчерашнему, воздух был неподвижен и уныл. На берегу стояло несколько верб, но тень от них
падала не на землю, а на воду, где пропадала
даром, в тени же под возами было душно и скучно. Вода, голубая оттого, что в ней отражалось небо, страстно манила к себе.
— До площади, синьора! Вы послушайте, как хорошо я вел себя: сначала я вовсе не обращал внимания на их насмешки, — пусть, думаю, они сравнивают меня с ослом, я всё стерплю из уважения к синьоре, — к вам, синьора. Но когда они начали смеяться над моей матерью, — ага, подумал я, ну, это вам не пройдет
даром. Тут я поставил корзину, и — нужно было видеть, добрая синьора, как ловко и метко
попадал я в этих разбойников, — вы бы очень смеялись!
— Воротится.
Даром нигде не кормят. Понюхает, как нужда пахнет, и воротится.
Спи, не мешай мне.
Она сгорела не
даром:
пал великий завоеватель, освобождена явно благословлявшая нас, а втайне уже замышлявшая козни Европа, имя русского народа стояло на высшей степени славы, и не грустно, а весело было смотреть на шумно строящуюся, неприбранную, заваленную строительными припасами Москву.
— Спасите! — заревел Кальсонер, меняя тонкий голос на первый свой медный бас. Оступившись, он с громом
упал вниз затылком. Удар не прошел ему
даром. Обернувшись в черного кота с фосфорными глазами, он вылетел обратно, стремительно и бархатно пересек площадку, сжался в комок и, прыгнув на подоконник, исчез в разбитом стекле и паутине. Белая пелена на миг заволокла коротковский мозг, но тотчас свалилась, и наступило необыкновенное прояснение.
— Вот что, — говорит, — видно, что вы очень расстроены душой, и одному вам идти не советую. Вы на первое слово ко мне зашли, этак-то можно туда
попасть, что не выдерешься: здесь ведь город! Ночуйте-ка у меня, вот — постель, ложитесь с богом! Коли
даром неловко вам, заплатите Петровне, сколько не жаль. А коли я вам тяжела, скажите не стесняясь — я уйду…
Горб-Маявецкий, возвращаясь от своих по судам занятий домой, всегда, бывало, подшутит надо мною и скажет:"А наш молодец все около барышни?"то жена его и промолвит:"Это что-то не
даром. Уж нет ли чего?"Я же, чтоб показать вежливость и что бывал на свете, шаркну по-петербургски и отпущу словцо прямо, просто, по-дружески:"Помилуйте, это просто без причины, пур
пасе летан". Они на такое петербургское приветствие, не поняв его, и замолкнут.
Что же относится до батеньки, то они показали крепкий свой дух. Немудрено: они имели крепкую комплекцию. Они не плакали, но не могли и слова более сказать нам, как только:"Слушайте во всем пана Галушкинского; он ваш наставник… чтоб не пропали
даром деньги…" — и, махнув рукою, закрыли глаза, маменька ахнули и
упали, а мы себе поехали…
— Ну да ничего; Павла Мироныча тоже нелегко обидеть: сильней его ни в Ельце, ни в Ливнах кулачника нет. Что ни бой — то два да три кулачника от его руки
падают. Он в прошлом году, постом, нарочно в Тулу ездил и
даром что мукомол, а там двух самых первых самоварников так сразу с грыжей и сделал.
Он всё отцовское именье
Еще корнетом прокутил;
С тех пор
дарами провиденья,
Как птица божия, он жил.
Он
спать, лежать привык; не ведать,
Чем будет завтра пообедать.
Шатаясь по Руси кругом,
То на курьерских, то верхом,
То полупьяным ремонтёром,
То волокитой отпускным,
Привык он к случаям таким,
Что я бы сам почел их вздором,
Когда бы все его слова
Хоть тень имели хвастовства.
«Дожди-ик? А еще называетесь бродяги! Чай, не размокнете. Счастлив ваш бог, что я раньше исправника вышел на крылечко, трубку-то покурить. Увидел бы ваш огонь исправник, он бы вам нашел место, где обсушиться-то… Ах, ребята, ребята! Не очень вы, я вижу, востры,
даром, что Салтанова поддели, кан-нальи этакие! Гаси живее огонь да убирайтесь с берега туда вон, подальше, в
падь. Там хоть десять костров разводи, подлецы!»
— Вот, вот… Только
даром работаешь на всю обитель, а братия
спит. Ха-ха… Ловко приспособил игумен дарового работничка.
Ночью она не
спала вовсе, но не лаяла без разбору, как иная глупая дворняжка, которая, сидя на задних лапах и подняв морду и зажмурив глаза, лает просто от скуки, так, на звезды, и обыкновенно три раза сряду, — нет! тонкий голосок Муму никогда не раздавался
даром: либо чужой близко подходил к забору, либо где-нибудь поднимался подозрительный шум или шорох…
— Артель лишку не берет, — сказал дядя Онуфрий, отстраняя руку Патапа Максимыча. — Что следовало — взято, лишнего не надо… Счастливо оставаться, ваше степенство!.. Путь вам чистый, дорога скатертью!.. Да вот еще что я скажу тебе, господин купец; послушай ты меня, старика: пока лесами едешь, не говори ты черного слова. В степи как хочешь, а в лесу не поминай его… До беды недалече…
Даром, что зима теперь,
даром, что темная сила
спит теперь под землей… На это не надейся!.. Хитер ведь он!..
И отошел от земли бог Ярило… Понеслися ветры буйные, застилали темными тучами око Ярилино — красное солнышко, нанесли снега белые, ровно в саван окутали в них Мать-Сыру Землю. Все застыло, все заснуло, не
спал, не дремал один человек — у него был великий
дар отца Ярилы, а с ним и свет и тепло…
Наконец, господин Прохарчин почувствовал, что на него начинает
нападать ужас, ибо видел ясно, что все это как будто неспроста теперь делается и что
даром ему не пройдет.
Покамест сошел первый столбняк, покамест присутствующие обрели
дар слова и бросились в суматоху, предположения, сомнения и крики, покамест Устинья Федоровна тащила из-под кровати сундук, обшаривала впопыхах под подушкой, под тюфяком и даже в сапогах Семена Ивановича, покамест принимали в допрос Ремнева с Зимовейкиным, жилец Океанов, бывший доселе самый недальний, смиреннейший и тихий жилец, вдруг обрел все присутствие духа,
попал на свой
дар и талант, схватил шапку и под шумок ускользнул из квартиры.
Друзья! Дадим друг другу руки
И вместе двинемся вперед,
И пусть, под знаменем науки,
Союз наш крепнет и растет…
Не сотворим себе кумира
Ни на земле, ни в небесах,
За все
дары и блага мира
Мы не
падем пред ним во прах.
Жрецов греха и лжи мы будем
Глаголом истины карать,
И спящих мы от сна разбудим
И поведем за ратью рать.
Пусть нам звездою путеводной
Святая истина горит.
И верьте, голос благородный
Недаром в мире прозвучит.
Они лежали у меня на полке, и когда листа не было, они ползали по полке, приползали к самому краю, но никогда не
спадали вниз,
даром что они слепые. Как только червяк подойдет к обрыву, он, прежде чем спускаться, изо рта выпустит паутину и на ней приклеится к краю, спустится, повисит, поосмотрится, и если хочет спуститься — спустится, а если хочет вернуться назад, то втянется назад по своей паутинке.
Учил ты меня, родной, уму-разуму, бивал чем ни
попало, а сам приговаривал: вот тебе, неразумный сын, ежели не образумишься, будешь
даром небо коптить, будешь таскаться под оконьем!..
Но и от зол неизбывных богами вам послано средство:
Стойкость могучая, друг, — вот этот божеский
дар.
То одного, то другого судьба поражает, сегодня
С вами несчастье, и вы бьетесь в кровавой беде,
Завтра в другого ударит По-женски не
падайте духом.
Бодро, как можно скорей, перетерпите беду.
Мария Джаваха скончалась, — помяни Господь ее душу, — ее происхождение простой джигитки могло повредить тебе и помешать быть на виду, но теперь, когда она мирно
спит под крестом, странно и дико не пользоваться
дарами, данными тебе богом.
Но ей ловко в платье, перчатки тоже прекрасно сидят, на шесть пуговиц, в глазах сейчас прибавилось блеску,
даром, что плохо
спала, из-под кружевного края платья видны шелковые башмачки и ажурные чулки.
Андрюша говорил это, и слезы
падали по горевшим щекам красноречивого миссионера. Не выдержал и молодой друг его: он обливал драгоценный
дар слезами, осыпал его жаркими поцелуями. Перекрестясь, Антон надел тельник.
— На все необходимы не только отвага, но и ум… Об этом-то я и хотел посоветоваться с тобой и еще кое с кем и послал герольдов собрать на совет всех соседей… Один из моих рейтаров попался в лапы русских и лишь хитростью спасся и пришел ползком в замок… Он говорит, что они уже близко… Надо нам тоже приготовиться к встрече. Полно нам травить, пора
палить! А? Какова моя мысль!
Даром, что в старом парнике созрела.
— На все необходимы не только отвага, но и ум… Об этом-то я и хотел посоветоваться с тобою и еще кой с кем и послал герольдов собрать на совет всех соседей… Один из моих рейтаров попался в лапы русских и лишь хитростью спасся и пришел ползком в замок… Он говорит, что они уже близко… Надо нам тоже приготовляться к встрече. Полно нам травить, пора
палить! А? Какова мысль!
Даром, что в старом парнике созрела.
Темно-каштановые волосы густым бандо
падали на ее спину из-под легкой черной кружевной шляпы с веткой темной сирени. Темно-лиловое платье красиво облегало ее стан, говоря, впрочем, более об искусстве корсетницы и портнихи, нежели о
дарах природы.
Я разрядил свои пистолеты не
даром, пули, вылетевшие из них,
попали метко в неприятелей, и не мудрено, я стрелял в упор.
Что это такое был корнет Саша? Так себе, ничего или очень мало, — розовый мальчик, дворянчик, белогубый выкормочек в мундире. Ничего у него, никаких пленительных
даров, кроме
дара молодости и… безоглядного чувства личной чести женщины… И вот подите-ка, что вы скажете: было ли тут перед чем
пасть и преклониться? А я вам расскажу, как
пали и преклонялись.
Вадим Петрович проснулся поздно, с головной болью и ломом в ногах. Он
спал в обширном, несколько низковатом кабинете мезонина. Нижний этаж его дома стоял теперь пустой. В мезонине долго жил
даром его дальний родственник, недавно умерший. С тех пор мезонин не отдавался внаем и служил для приездов барина.
Когда умирает высокая особа, то вывешивают черные флаги до самой земли, весь город затеняют, и всем понятно, что произошло. Или будь я настоящий человек с сильным голосом и
даром высокого красноречия, я бы весь свет заставил плакать о моей Лидочке. А что я, ничтожество?.. только и могу, что мычать, как корова; да и корова больше себя покажет, всю ночь будет мычать, хоть
спать кому-то не даст — а что я? Скулю себе полегоньку, повизгиваю за барской дверью… до первого барского окрика.
— Если я вам скажу, сударыня, что святое Евангелие составляет уже давно мою настольную книгу, что нет дня в моей жизни, когда я не развернул бы этой великой книги, черпая в ней силу и мужество для прохождения моего нелегкого пути, — вы поймете, что ваш щедрый
дар не мог
попасть в более подходящие руки. Отныне, благодаря вам, печальное иногда уединение моей камеры исчезает: я не один. Благословляю тебя, дочь мол.